/тут будет переход/
Норма Рейган сидела в небольшом фургончике, который местные организаторы решили расположить за сценой, рядом с десятком таких же, побольше и поменьше. Тут были и Южные циркачи, и Восточные иллюзионисты и танцоры, и местные меха-дрессировщики и музыканты. И... Была здесь Норма, которая не совсем осознавала почему её удостоили представлять Империю на Маскараде Четырёх, ежегодном великолепнейшем в своей богатости и пёстрости событии.
В фургончике было зеркало и маленькие фонарики, освещающие бледное осунувшееся лицо. Возможно, если бы её увидел сейчас доктор, то сказал бы, что эта женщина явно от чего-то зависима. Но он бы ошибся - единственное, к чему Рита питала зависимость, так это к сцене, как бы не хотела себе в этом признаваться. Не к той сцене, где она лезла из кожи вон что б её хотели. Не к той сцене, которая приносила ей деньги и славу. Не к той сцене, на которой она привлекала внимание толпы. Она и сама не смогла бы объяснить почему её так тянет каждый раз на подмостки, но факт оставался фактом.
Рита взяла со стола восточную пуховку и быстро напудрила нос и предательски горящие скулы. Рядом, почти под локтем, лежала маска. Всё-таки Маскарад он на то и маскарад, что каждому полагалось быть неузнанным. Поэтому и имён артистов не объявлялось - они просто шли сплошной чередой, сменяя друг-друга на шикарно украшенной сцене, стоящей прямо посреди Хрустальных Садов. Ветви вечнозелёных деревьев, украшенные разноцветными лентами, мерно покачивались на ветру.
Ходили легенды, что маленькое сердце Запада, Хрустальные Сады, осталось единственным местом, оберегаемым Западным Хранителем. Именно поэтому оно остаётся всегда зелёным, фонтаны не пересыхают а обрамлённые камнем пруды всегда полны блестящих шустрых рыбок. А ещё ходили легенды, что Маскарад Четырёх, он же своеобразный местный акт чествования Хранителя (а заодно и остальных трёх), всегда посещает Западный. Говорили, что он всегда одет в песочно-рыжий фрак с лацканами, его белоснежная рубаха выглажена, а из-под искусно выполненной маски лиса сверкают два хитрых винно-карих глаза.
Норма всегда мечтала его увидеть, но... Никогда этого не удавалось. Она с самых юных лет сбегала сюда, и до рассвета бродила среди разряженной толпы, выискивая взглядом таинственного Рыжего Лиса. В голове маленькой Нормы всегда было припасено куча вопросов, что бы задать ему. Однако, Норма росла, а Лис ни разу не явился ей. Люди говорили, что этот чёртов Хранитель на Западе не больше чем миф, а девочка верила, что однажды он протянет ей руку, и ответит-таки, почему... Да мало ли на какие вопросы он бы ответил?
Рита вздрогнула и провела руками по лицу. Она понимала, что сейчас уже придёт пора выходить на шикарную сцену и ей. Там уже установили микрофон, задние кулисы закрыли, а за ней, скорее всего уже кого-то отправили. И правда - в вагончик постучались. Рита быстро взяла в руки белую заячью маску, скрывая под ней своё лицо. Нужно сказать, что над нарядом мисс Риты трудились много и на славу. Чего только стоила маска, вырезанная из чего-то лёгкого, но очень прочного; бежевато-белая, покрытая вензелями, каким-то хитрым образом закрепляющаяся под волосами она делала певичку абсолютно неузнаваемой. Бежевое шёлковое платье с вырезом и пышной юбкой до середины бедра портниха вручную расшивала чёрными заморскими кружевами тончайшей работы. Рита боялась и прикоснуться к этой невесомой ткани. Не говоря уже о цене этого безобразия. Благо, все расходы покрыла Империя, которая и устраивала Маскарад, и которая задавала основную тенденцию образов выступающих.
Бежевые лодочки и перчатки до локтя - завершающий штрих, были из гардероба самой мисс Фав. К слову надо сказать, что и стоили они в разы дешевле всего этого атласного кроличьего безобразия. Не дожидаясь, пока вынесут дверь в фургончик Рита вышла, распрямив плечи и улыбнувшись. Маленький вертлявый человечек, тот самый, из прислуги Хелен, в птичьей маске, сопроводил её к сцене и помог взобраться по ступеням.
- Ваш выход через три... Две... Одну, - негромко скомандовал он, прежде чем занавес начал открываться. Рита задержала дыхание, и шагнула навстречу ослепительному солнечному дню. Её взору предстала толпа - она двигалась, менялась, люди махали руками и хлопали, приветствуя Западную звезду.
Рита улыбнулась, и грациозно остановилась у микрофона, приобняв его одной рукой. Медленно отвела руку в сторону отточенным движением и щёлкнула пальцами. Оркестровая яма видела, что делала мисс Фав, поэтому после третьего щелчка заиграла гитара, к которой после подключились и духовые.
- Вы хотите Маскарада, Рыжий Лис? Будем Вам маскарад.

Первое, что обращало на себя внимание, это было наличие костюмов и масок на местных жителях.  Если дать волю фантазии, можно было бы легко представить, что это не люди прячутся под вуалью разноцветных перьев, под мириадами серебряных и золотых блесток, под воланами тончайшего шелка. Нет, это не люди! Вот крадется пестрая кошка, кося лукавым зеленым глазом. А вот ее спутник, черный волк, сверкнул клыками в улыбке. Различные создания, реальные и жившие в легендах, словно бы ожили в этот день и почтили своим присутствием единственный оазис этой урбанизированной Империи.
Так мог бы видеть все происходящее любой человек, обладающий живым воображением. Вальент как раз таки относился к разряду этих счастливчиком, не прячущих свой разум за тенью шор. Легкая улыбка коснулась тонких губ - ему определенно начинал нравиться этот высохший под палящим солнцем Запад! Здесь присутствует свое очарование, пусть даже и в таких редких моментах. Но местные жители, судя по всему, довольствовались и этим - маленьким кусочком рая... Превратив свою жизнь в бесконечный цикл развития мегаполиса, они разучились слышать природу. Ходили даже слухи, будто Хранитель Запада мертв. Впрочем, Вальент был склонен подвергать сомнениям эти сплетни. Не верилось, что столь могучее существо, как дух Империи, может заставить исчезнуть дым заводских труб.
Но шоу начиналось, и первые звуки оркестра прервали плавный ход мыслей мага.
Даже по прошествии многих лет мужчина мог бы сказать, что никогда не видел ничего более пестрого и яркого, чем этот фестиваль. Здесь, на этих деревянных подмостках, выступал самый разный люд, буквально приковывая к себе внимание зрителей. Чего только стоил тот парень  с его металлическим псом, прыгавшим через обруч и даже издававшим весьма правдоподобный лай! Именно это больше всего поражало - как неживое становилось таким естественным? Это определенно было сродни магии, хотя западники называли такое другим словом - прогресс. Но, сказать по правде, самыми внимательными зрителями для дрессировщика стали северяне, никогда не видевшие подобного. Местным же эти железяки уже приелись, судя по всему. Или это так казалось?
Толпа буквально взвыла, когда объявили следующий, и последний перед перерывом номер. Люди кричали, хлопая в ладоши, приветствуя явную любимицу публики. Вальент прослушал имя выступающего, как, собственно, и все остальные имена. Они его не интересовали. Какая, в сущности, разница, как будут звать артиста? Важно не это, важно иное - какие эмоции он подарит зрителям. Да, именно так.
На сцену грациозно выпорхнула девушка в светлом платье и маске белого зайца. Зрители замолчали. Вальент не отрывал взгляда от исполнительницы, предвкушая особое выступление. Чем-то она ведь пленила толпу?

Спокойная и миролюбивая атмосфера Хрустальных хорошо помогала распутывать весь комок мыслей, скопившийся за семь дней унылого ожидания. Никто никуда не торопился, не мешался перед глазами и не отвлекал своим существованием. Все просто слетелись к одной точке и замерли словно мухи перед огромной каплей сладкого меда. Отвратительно.
Вместо того, чтоб восхищаться красотой мисс Фав, как это делала большая часть гостей Карнавала, он наивно искал путь к гримеркам. От чего-то хотелось просто подойти и сказать «Привет». Возможно, даже добавить слегка неловкое «Помнишь меня?». Коррин усмехнулся, качая головой. Конечно, такого забудешь. Устроил драку в баре, сорвал выступление, на глазах у целой толпы голодных до интриги глаз потерял работу. Но Маргариту это, вроде как, не особо волновало. Та Маргарита, уставшая девушка из гримерки, она была… живая. Целую неделю эта мысль навязчиво отказывалась покидать его голову, перекрывая собою остальные бытовые вещи. Постоянный образ Маргариты в какой-то степени мешал ему жить, пусть вслух он такого никогда не скажет.
Неужели влюбился, как мальчишка, без памяти? Искренне и бесповоротно, вот так вот быстро?
Он не верил в любовь с первого взгляда. Да что уж там, он даже в любовь не особо то верил. Думал, что от неё одни проблемы, что она мешает работе, мешает жизни. И теперь, когда он в некоем ступоре стоял у дерева, нервно барабаня пальцами свободной руки по смятым пальцами другой коробку сигарет и откровенно пялясь на сцену (слава Прародителям, что его глаз никто не видит из-за маски!), отказывался принять этот факт. Рано. Слишком рано. Да и нужен он ей, странноватый оборванец из пыльной квартирки на отшибе Громхэйва? С шумом выдохнув и вытянув сигарету из многострадального коробка, он скосил свой взгляд в сторону северян. До этого он мало обращал внимания на их компанию, не найдя в них ничего интересного. Скорее всего просто очередные гости столицы, пожелавшие своими глазами увидеть все чудеса западной индустрии. Один из людей особенно выделялся на фоне своих товарищей. Корь даже маску приподнял, дабы убедиться, что он хорошо разглядел костюм этого человека. Он сидел в меховом плаще прямо посреди беспощадного солнцепека. Серьезно?..
За этими отчаянными попытками отвлечься железячник чуть не забыл про сигарету, которую он зажал между указательным и средним пальцами.  Неторопливым, даже в какой-то степени ленивым движением руки шляпник вытащил зажигалку из кармана своих брюк и чиркнул ею. Та поддалась не с первого раза, лишь после третьей попытки она дала слабый, трепещущий от любого ветерка огонек. Мужчина закуривал от неё, прикрывая рукой от любопытных глаз и западного ветра, и думал. Думал, когда спрятал свою зажигалку назад в карман, когда сделал глубокую затяжку в надежде хоть как-то расслабить натянутые струны нервов.
Коррин понимал, что за сцену он не попадет. Охрану должны были усилить после перепалки в «Цитадели». Они обязаны остановить на полпути, развернуть и нежно дать ускорения под зад. Обязательно с заявлением, чтоб близко к великой и неповторимой не подходили, пусть и не сходится этот грубый метод с красивым и изящным праздником Карнавала. Зато ой как прекрасно вяжется с огрубевшей западной натурой. А Маргарита всё поет. Поет совсем рядом, не зная о близком к ней местоположении шляпника. Ищет ли она его взглядом? Наверняка нет.
Но попытаться, конечно, стоит. Хотя бы просто пробраться ближе к сцене, в первые ряды. Выплюнув сигарету и после ловко придавив её носком своего ботинка, он начал пробираться ближе к первым рядам. Не грубо, как это обычно делают озверевшие от кипящего внутри них желания автографа и признания от их кумира, а плавно пытаясь протиснуться сквозь плотную массу людей. То и дело воротил он нос своей маски, дабы не заехать кому-нибудь в глаз кривым птичьим клювом. Пришлось, конечно, пару раз извиниться за случайный задетый локоть или отдавленные пальцы ног. Люди танцевали, разговаривали, вся эта живая жидкость постоянно двигалась, отказываясь затихнуть хотя бы на пару минут. Она была похожа на дикие южные джунгли, тернистые и непроходимые. И чем ближе к сцене, к этакой «чаще» Хрустальных Садов, тем труднее становился путь. В какой-то момент ему показалось, что громкие возгласы гостей начнут заглушать его единственный на тот момент шанс выбраться из этого богатого до ужаса безобразия – глубокий женский голос.

Корь и не заметил бы окончания номера, если бы люди вокруг него внезапно не замерли прямо перед последним куплетом песни. Он сначала даже не понял, что произошло. В какой-то степени даже напрягся, ожидал испуганного вздоха зрителей. Только после того, как его оглушил взрыв аплодисментов и восторженных криков мужчина смог спокойно выдохнуть. А потом растерянно оглядеться – неужели всё? Быстро. Непозволительно быстро. Вместо мисс Фав – музыканты, из чьих инструментов льется быстрый мотив, пробирающий до костей. Почему-то так сильно манивший позабыть на время о своей цели просто отдаться ему.
Черт бы побрал этих профессиональных западных музыкантов. Их мастерство поражало и пугало. Пугало своей странной, не подающейся объяснению силой, с которой оно поражало случайного слушателя.
Кто-то, позабыв в порыве танца все правила приличия, пихнул Коррина в бок. Он поморщился, но на громкое и угасающее в шумной толпе «Простите!» всё-таки смог выдавить из себя вежливую улыбку. Жаль только, что её скрыла собой тень от длинноносой маски. Надо было ответить что-то… но догнали бы его слова молодого человека, кружившего в танце?
Да и смысл? Никто не услышит его хриплый от постоянного курения голос. И неизвестно ещё, что в большей степени будет заглушать толпе уши – её же крики, полные веселья и радости, задорная музыка со сцены или же простое нежелание слышать кого-то, кроме самих себя? Коррин бы сплюнул, будь тут пустая покрытой брусчаткой площадка. Увы, куда не глянь – люди. Люди, люди, ещё раз люди… Будь он чуточку понаглее, то плюнул бы кому-нибудь в лицо, совершенно не раздумывая.
Он продолжил свой ход. Толпа, разбившись на небольшие группы, наконец-то позволила шляпнику выцепить проход за сцену, где, как он полагал, должен был находиться проход к гримеркам. И, как оказалось, проще было обойти море людей, чем в запутанных чувствах кидаться прямо в неё. Вот и говорите потом, что эмоции не мешают работе. Оценив ситуацию, мужчина понял, что назад идти уже смысла нет. Чертов идиот, - думает он про себя, осторожно обходя особенно активную пухлую даму. Откуда у них столько сил?  Спустя лишь пару минут, когда он уже был близок к цели, он перефразировал свой немой вопрос. Откуда у него столько сил? Сколько их он потратил, чтоб выбраться из этого лабиринта из человеческих тел, сколько ещё потратит, отбиваясь от охраны артистов? Черт, черт, черт…
Опять захотелось закурить. Сигареты, напичканные дерьмовым табаком, сейчас были его единственной поддержкой и опорой. Жаль только, что, как и любая поддержка, сигареты имеют привычку исчезать в самый неподходящий момент. Скомкав пустой мятый коробок и бросив его на брусчатку, Коррин тяжело выдохнул и приготовился к последнему рывку. Ха, всего-то обойти небольшую группку подростков!..
И стоило кулисам только дернуться, так все тут же обратили свое внимание к сцене. Единственный достаточно широкий просвет для маневра тут же перекрыли жадные до зрелищ пестрые посетители Карнавала. Сам Коррин, чего греха таить, не удержался, замер на месте и обратил свой взгляд в сторону всеобщего внимания. А там…
А там сидит она в длинном зеленом платье. Она поет, не глядя на толпу голодных до её внимания фанатов. И голос… другой. Отчего-то на душе от него становится тяжело, неспокойно и даже гадко. Коррин всё не поймет, почему. И с каждым словом её песни становилось всё дерьмовее и дерьмовее.
Что-то случилось. Эмоции Маргариты пробирали его до костей, и от них ему становилось морально плохо.
Он один такой? Неужели никто из этих слепых болванов в маске не чувствует это? Ладно не чувствуют, они уже давно разучились сострадать, почему они не слышат этого?..

Рывком он вырвался из человеческой западни. Кому-то он наверняка наступил низким каблуком своей обуви на изящные пальцы ног, кого-то грубо толкнул, но он даже не обратил на это внимания, ведь возмущенный вой пары человек позади него тут же потерялся в гомоне восторженной и преданной зрительской аудитории.

Подозрительно тихо. Максимум, кого он увидел после того, как осторожно ступил в тень от огромной сцены, так это неровные ряды фургончиков разной формы и размеров, разной степени странности артистов, тихо разговаривающих между собой, и, видать, одного из помощников организатора. Судя по растрепанному и несчастному виду бедняги, ему бы не помешало присесть. И всунуть стакан с виски прямо ему в дрожащую руку. Так, для поднятия настроения и легкого успокоения нервов.
Хотя, чего греха таить, Корь и сам бы от стаканчика чего-нибудь крепкого не отказался. Что бы просто забыться на день, а на утро уже проснуться с тяжелой от невероятного похмелья головой, но при этом с забытыми напрочь мрачными и уничтожающими его изнутри мыслями.
Он выискивал глазами нужный фургон, опасаясь ошибиться и заглянуть к кому-нибудь, кому компания небритого и провонявшего дешевыми сигаретами западника будет неприятна. Хотелось бы обойтись сегодня без конфликтов. Но искать долго не пришлось – скрипучая дверь одного из них была приоткрыта. Возможно, забыли закрыть в спешке...
- Кто вы? – вопрос застал его врасплох. На секунды две он даже забыл свое имя.
- Я к…
- Освободите проход, - в голосе ответственного за выступление слышались нотки жуткой усталости и переливающего через край раздражения. Коррин спорить не стал, сделал пару широких шагов в сторону. Мимо него тут же пробежала пара потных рабочих, переносящих реквизит из гримерки магов-иллюзионистов с Востока ближе к сцене. Высокий тощий господин во фраке и в маске птицы уже успел куда-то исчезнуть. А как же допрос с пристрастием?..
Мужчина почесал щеку в некой растерянности. То есть, он может спокойно бродить по полянке, где стоят гримерки многоуважаемых артистов со всех Империй? Эй, и где же эта усиленная охрана, которую он так боялся?  Видимо, всем было не до него. Шляпник словно исчез из поля зрения артистов и работников, не успев в нем даже появиться. Вздохнув, Коррин присел на ступеньки фургона и снял маску со своего лица. Зачем прятать свое лицо среди слепых? Всё равно никто не увидит, а если и увидит, то точно не станет тратить свое время на разглядывание черт лица неизвестного им человека.
Оставалось лишь ждать и слушать этот разрывающий его на части глубокий женский голос. Чёрт побери…

Поглощенный самого разного вида мрачными мыслями Коррин не сразу заметил окончание терзавшей его песни. Он отрешенно крутил длинноносую маску вороны, невидящим взглядом упершись в закрытый грубыми кирпичными высотками красный горизонт.
Вглядываясь в густое зарево багровых облаков у ног заходящего солнца, он снова вспомнил Юг. Что странно, мысли об этой Империи помогали ему хоть немного расслабиться и рассортировать по полочкам весь мусор, накопившийся в его мыслях за всю эту напряженную неделю.
Он вспомнил его странноватую Хранительницу, его спокойные и успокаивающие ветра, его мягкую траву под ногами…
Он вспомнил восход южного солнца. Как его длинные, теплые и яркие лучи путались в высокой вечнозеленой траве, как звонко заголосили после этого первые утренние птицы…
И этот тонкий и ненавязчивый запах южного ветроцвета в её гримерке при Железной Цитадели.

Крайней неожиданностью стал для него сильный порыв живого ветра яблочно-зеленого цвета, который едва не столкнул его с лесенки фургона. Пребывая в полной растерянности, мужчина вскочил и сорвался вслед за ним, но в итоге замер в дверном проходе тесной гримерки.

У этого ветра был голос Маргариты. Едва узнаваемый хриплый шепот, но её.
- Мисс Фав? - шляпник делает шаг, переступая за порог небольшой комнатушки.
Первое, за что зацепился его взгляд, так  это за лежащий на полу листок, приветливо заманивающий читателя своими четкими печатными буквами.
“Чужие вещи трогать нельзя” - вспоминает он истину, которую уже все давно забыли и все поголовно нарушают. Ах, прости меня, матушка!
Корь нагибается и подбирает, как оказалось, уведомление. Бумага его казалось почему-то хрупкой и нежной, случайно дернешь за уголок - того гляди, порвется!

Уважаемая Норма?..

Настоящее имя? Коррин обрадовался бы такой находке, если бы не мрачный посыл этого письма. Обрамленное синей чернильной печатью, при своем, казалось бы, невинном виде, оно ощущалось тяжелым камнем.
Глядя на письмо, почему-то ощущает себя лет на двенадцать моложе. Коррин вспомнил, как ему, отвлекая от работы над сломанными часами, прямо в руки всунули такое извещение, написанное на имя его матери торопливым, но красивым и вполне читаемым почерком:

Отчетливо он помнит то, как в слепом эмоциональном порыве он выскочил из мастерской. Слезы матери, её хрупкие руки, в отчаянии больно сжимающие его плечи… Имя отца, Кристоф, изящно выведенное на бумаге; слово «погиб», острым ножом пронзившее душу. Но больше всего запомнилась эта пустота внутри, которую он и мать вместе пытались утопить в ненормальном количестве для их возрастов работы. Именно тогда он впервые попробовал панэн, пытаясь заглушить боль, именно тогда мать чуть не утонула в реках очищающего разум алкоголя.
Следом вспомнились и первые годы работы в отделении правопорядка Громхэйва. Там и вовсе стало так много смертей, что и не успеваешь толком огорчиться гибели очередной невинной души. Это стало таким же обыденным, как ежедневный восход солнца над Империями. Спустя несколько месяцев молодой человек привык и смирился. Спустя ещё месяцы составления протоколов и отчетов он очерствел совсем. Единственное, что он мог сказать глубоко несчастным скорбящим, так это сухое, пустое на эмоции «Сожалею». Искренне посочувствовать им мужчине либо не хватало желания, либо не хватало времени, нужно было оформлять протоколы, нужно было готовиться к следующей смене, да ещё и шериф подкинул работенку…
Он смотрит на сгорбившуюся в горе фигуру Нормы и чувствует, как что-то колет ему в области груди. Как давно он так искренне переживал за чью-то потерю? Затем делает осторожный шаг в её сторону, тянет к ней руку, дабы в сочувствующем жесте положить ей на плечо.
  - Мисс… - он осторожничает. Ему она не говорила своё настоящее имя, так зачем… - Рейган?
Носком ботинка случайно задевает ткань её платья, зелеными холодными волнами растёкшуюся вокруг неё. Кладет руку на оголенное плечо Нормы и легонько сжимает его, пытаясь высказать свою поддержку. Письмо так и осталось сжатым слегка дрожащими пальцами его свободной руки. Коррин долго пытался подобрать слова, но ничего так и не шло на ум.
  - Мне жаль, - На одном дыхании тихо выдал он, склонив голову. Хотелось сказать больше, но... нечего. Он давно уже забыл, как правильно высказывать соболезнования.

Пальцы Нормы зацепились за его руку, ища в ней поддержки. Он не против – но его нервировали кровавые разводы на рукаве рубашки. Как она умудрилась?..
- Коррин? – тихий, слабый голос заставил что-то дрогнуть внутри западника.
- Собственной персоной, - он пытается выдавить из себя улыбку, но получается так себе. С содроганием он смотрит, как бесподобная мисс Фав едва ли ползет в сторону кресла. Надо что-то делать с порезами…
Оббежал он взглядом стены небольшого фургончика в надежде найти аптечку. Любой же фургончик должен иметь аптечку, санитарная норма же! Находилась она, правда, совсем рядом от руки Кори, но тот в спешке не сразу этого заметил. Как только заметил – тут же открыл щеколду, служившую тут защитой от внезапных выпадений лекарства с полок, схватил первый попавшийся бинт и что-то отдаленно похожее на средство для прочищения ран.
- Пара минут. Всего лишь пара минут…
Коррин со вздохом качает головой и пододвигает к роскошному креслу небольшой стульчик, стоявший до этого у тумбочки с зеркалом. Усевшись на него, железячник устроил подозрительно пахнущий (абсолютно вся же медицина так пахнет, да?) флакончик с обеззараживающим веществом и льняной бинт у себя в ногах, дабы не выронить их в случае чего. Пара минут, говоришь? – в мыслях недовольно бурчит он, осторожным медленным движением беря руку Нормы и кладя её к себе на колени. Иногда даже самым сильным людям не хватает, чтоб в себя прийти, а тут девушка, пережившая смерть матери…
Он взял в руки бинт и с силой выдернул оттуда небольшой кусок материала. Кто бы что про пользу лена не говорил, а бинты из него получаются достаточно крепкие. Схватился за стекляшку с веществом – беглым взглядом проверив, точно ли тот флакон он взял – и зубами выдернул пропитанную жидкостью деревянную пробку.
- Кшовь вам явно не кх лицу, - говорит он, зажав импровизированную крышку между нижним и верхним клыками. В какой-то степени Коррин был прав – кровь мало на ком смотрелась красиво. А вот насыщенный багровый цвет, казалось бы, был создан для Рейган. Промочив небольшой кусок бинта в полупрозрачной жидкости, он не без удовольствия закупоривает флакончик из-под неё обратно и, ленивым движением потянувшись, ставит его на тумбочку. Он уверенно взял руку певицы и повернул ладонью вверх. Немного поерзал на стуле, придвигая его ближе – слегка не рассчитал расстояние. А затем горбится, пытаясь в полутемноте разглядеть повреждения. Мелких хрустящих осколков стекла, сверкающих подобно окровавленным рубинам от малейшего источника света, Шляпник не заметил. Про себя выдохнул – обойдется без применения пинцета.
- Если слишком туго – говорите сразу. Я не хочу, чтоб по моей вине Вы остались без пальцев, - мужчина пытается отшучиваться, параллельно накладывая бинт на порезы, усердно стараясь не переборщить с затяжкой. Он искренне надеялся, что ему хотя бы дадут знать, если какое-то его действие вызывает дискомфорт.
Бинт он завязывает у запястья. Если будет неудобно – всегда можно перебинтовать. Дело на минуты две.
Коррин отпускает руку Нормы и запускает ладонь в свои взъерошенные волосы. Отличный денек получается, конечно. Или к душе, или к сердцу, или ко всему сразу, цепями прикован камень. И отчего-то этот чертов камень всё упрямо тянет железячника вниз, словно пытаясь сломать хрупкий человеческий позвоночник. Так сильно он не переживал за чью-то жизнь с тех самых пор, как переехал в этот проклятый Громхэйв. Чертовски хотелось глотнуть чего-то крепкого и закурить, но он не мог сейчас себе позволить отдаться в объятья своих вредных привычек.
Хлопнув ладонями по коленям, он отправляется на поиски хоть какого-нибудь алкоголя и не разбитого стакана. Пузатую бутылку виски искать долго не пришлось – она сиротливо стояла прямо на столике справа от кресла, уже открытая и верно ожидавшая своего звездного часа. Да ещё и не одна, рядом стояла бутыль с яблочным соком. Там же и бокалы. Как удачно!
- У Вас есть возможность отменить ваше сегодняшнее выступление? – спрашивает он у Рейган, смешивая в бокале алкогольный напиток с яблочным соком. Тон его был серьезен, даже в какой-то степени уставшим, хрипотца в этом случае выдавала его с потрохами.
– Или хотя бы перенести, - продолжил он, присаживаясь обратно на стульчик и протягивая певице бокал, - Вам нужно больше времени, чем простые несколько минут.